Низко поклонился ей казак. А когда выпрямился – на дубе никого не было.
Молод был казак, горяч, отважен, и верилось ему крепко в удачу. Жил – и мысли о гибели не допускал. Ан судьба по-своему обернулась: сложил казак голову в боевом походе. Нашли его побратимы после боя: лежал он весь изрубленный, синий жупан покраснел от крови, чело вражеской пулей пробито – а на губах улыбка. Виделись казаку перед смертью ясные очи и дубовые листья в незаплетенных волосах…
Говорят, что в новолуние те, кто оказывался под казацким дубом, иногда видели в ветвях белую рубашку и слышали смех – перезвон стеклянных шариков. Ждала древесная красавица того, кто поклялся ей служить, ждала, да так и не дождалась.
Выросла крепость, при ней – посад, потом и крепости не стало. Стал на ее месте небольшой уездный городок, а через двести лет в одночастье вырос в огромный город. Люди в тот город нарочно приезжали, чтобы посмотреть на последний казацкий дуб, даже после того, как дуб тот засох.
А в лихую годину засохший дуб рассыпался в труху. Но та, что когда-то смеялась в его ветвях, все еще ждет молодого казака – и иногда выходит и всматривается в горизонт: не идет ли казак к ней на службу?
Владимир Сединкин
ПОСЫЛЬНЫЙ
У меня несложная работа. Синяя униформа, кепка, сумка на плече.
Я работаю посыльным в организации, предоставляющей гражданам долгосрочный кредит на десять, двадцать и, в очень редких случаях, тридцать лет. Контора наша в этом бизнесе дольше всех, конкурентов не имеет, авторитет её огромен, а возможности беспрецедентны. Получаешь на руки список клиентов, и здравствуй, свежий воздух, знакомство с новыми местами и людьми и безразличие со стороны начальства.
Специфика нашей организации такова, что кредит всегда возвращается на все сто процентов, и никакие меры судебного, морального, физического или какого-либо другого воздействия на клиентов не применяются уже очень давно.
День сегодня был загруженный, пришлось помотаться по городу, изнывающему от жары и жажды. Двери лифта мягко закрылись, и кабина поползла наверх, купая меня в потоках приятной лирической музыки. Поправив сумку на плече, я погрузился в воспоминания о событиях подходящего к концу дня.
Сегодня моими клиентами стали популярный артист, не менее известный нейрохирург, звезда спорта на пенсии, пара банкиров и владелец крупного промышленного концерна. Всё это были люди более чем успешные, состоятельные, и обязательство перед нашей организацией они выполнили полностью. Благодарности, конечно, от них ожидать было глупо, никто не хотел расставаться со своим, даже если сохранил и приумножил его за счёт своевременного кредита. Однако они были практичными людьми и понимали, что по счетам надо платить.
Последний сегодняшний клиент – дело другое. Я бы даже сказал – исключение из правил.
Лифт звякнул, музыка прекратилась, и двери выпустили меня на двадцатом этаже многоквартирного социального дома, впрочем, находившегося в приличном районе. Налево по коридору в поисках апартаментов с номером 2079 я шагал не менее трёх минут.
Простая деревянная дверь с медными цифрами на уровне глаз и резиновым ковриком «Добро пожаловать» под ногами.
Собравшись постучать, я услышал шаги за дверью. Меня явно ждали. Всего через пару секунд дверь отворилась, и на пороге возник крепкий круглолицый пожилой мужчина в белой майке, трико и тапочках на босу ногу.
– Вы ко мне?
Вместо ответа я протянул ему старый белый конверт из плотной бумаги, который старик не стал даже вскрывать. Пригласив меня жестом внутрь квартиры, он закрыл входную дверь и, пройдя по коридору до ближайшей комнаты, уселся за стол с розовой ажурной скатертью.
– Проходите, садитесь.
Такое предложение меня не удивило, и мысленно я подготовился к слезливым речам и бесконечным просьбам об отсрочке. Однако всё-таки сел рядом с хозяином квартиры и, опустив сумку на пол, огляделся вокруг.
А комната то была чудо как хороша. Картины и фотографии на стенах, великолепная классическая мебель из дерева и кожи, изящная хрустальная люстра под потолком и тяжёлые узорчатые шторы на окнах. Всё было подобрано со вкусом, без излишеств, повсюду царила безукоризненная чистота, и каждая вещь занимала своё место. Здесь было уютно и приятно находиться.
На фотографиях, был запечатлён старик, сидящий напротив меня, в разные периоды его жизни. Вот он, молодой ещё парень, в обнимку с симпатичной брюнеткой, а здесь – уже с первой сединой в окружении детей. Везде улыбка до ушей. Настоящее счастье, а не гримаса для хорошего кадра. Но чаще всего на фото встречались двое хорошеньких разнополых близнецов, нежно обнимающих и целующих деда.
– Не нажил я себе ни богатства, ни славы. Наверное, не смог правильно воспользоваться вашим кредитом. Были возможности вложиться в прибыльное дело, но я всё откладывал на потом. Ну, знаете, семья, дети, внуки.
Руки мужчины дрожали. Он взял со стола конверт, но открывать его снова не стал.
– Как-то всё бестолково вышло. Сначала детей поднимали. После смерти жены помогал им устроиться в жизни, потом внуки пошли. У меня их семеро. Ирина с близняшками со мной живут. После гибели мужа пытался её поддержать, успокоить. Вроде бы получилось.
Положив конверт на скатерть, старик улыбнулся и указал мне рукой на комод за своей спиной.
– А это мои дети. Двое девчонок и четверо парней. Врачи, учитель, полицейский, военный и скульптор. Статуи его я, правда, не очень понимаю, но ему нравятся, другим вроде тоже.
Движимый любопытством, я встал со стула и подошёл к комоду, на котором в затейливой деревянной рамочке располагалось групповое фото хозяина квартиры в окружении взрослых мужчин и женщин. Здоровенный парень в военной форме, полицейский в фуражке с блестящим козырьком, брюнет в стильном костюме и очках, небритый скульптор с волосами, забранными в конский хвост, две женщины в белых врачебных халатах – все они прильнули к креслу, занимаемому их отцом. Настоящее семейное фото.
– Вы не думайте, я не собираюсь вас упрашивать. Я благодарен за всё, что вы сделали для меня.
Старик говорил быстро, сбивчиво, а по щекам его текли слёзы.
Тогда, тридцать лет назад, я умирал, и никто на всём белом свете не мог мне помочь. Кроме вас. Это бесценный дар – просыпаться и засыпать рядом с любимой женщиной, вдыхая аромат её волос. Проводить её в последний путь, храня память о ней. Воспитывать детей, гордиться их успехами и нянчить внуков. Спасибо вам.
Я положил руку мужчине на плечо, пытаясь успокоить его, но это не понадобилось. Он быстро взял себя в руки, вытер слёзы и твёрдо произнёс:
– Да, я не стал миллиардером и не приобрёл популярность. Но я не жалею. Нет, не жалею.
Схватив конверт со стола, он изорвал его на мелкие кусочки, которые затем бросил в пепельницу и поджёг.
– Я готов. Нам нужно куда-то идти?
– Нет. Сядьте на стул. Успокойтесь. Я обещаю, больно не будет.
Старик сделал всё, как я сказал. Опустившись на своё место, он закрыл глаза и принялся ждать.
Стянув перчатку с кисти, я протянул к нему руку, намереваясь коснуться указательным пальцем лба, однако в десяти сантиметрах от головы замер и, поддавшись нахлынувшим чувствам, произнёс:
– Вы сделали всё абсолютно правильно. Использовали данное вам время так, как надо. Сегодня вы единственный из посещённых мной, кому не о чем жалеть.
Мужчина, не открывая глаз, улыбнулся одними губами, и я коснулся пальцем его лба. Яркая вспышка. Тело обмякло, и голова опустилась на поверхность стола.
Захлопнув дверь квартиры, я прошёл к лифту, и в его ожидании размышлял о старике, который три десятилетия назад, находясь на больничной койке и, чувствуя, как жизнь покидает его тело, обменял свою душу на здоровье и благополучие. Это была сделка, но честная ли?
Двери кабины открылись, и мимо меня прошли пятилетние близнецы с фотографии и симпатичная брюнетка, которую я видел во врачебном халате на групповом снимке.
